и ничего не могут сделать. Куда нам против Скирикра? И в Сторборге лишний раз нам мелькать не след. Потому я и решил идти один. Коли поймают, так я скажу, что ульверы уплыли на север, а я остался ради своего топора и мести. Меня уже считали безумцем-берсерком, так что поверили бы. А сидеть два года в лесу со стариками, ждать невесть чего и думать, что мой топор, сделанный под мою руку, сейчас в руках какого-то Крыса, — не по мне.

И Тулле! Альрик хоть и сказал, что о нем нечего беспокоится, так ведь он и не слышал ту боль, что почуял я. Мало ли что наговорил жрец? Может, он заманивает к себе рунных, а потом убивает их во славу Бездны или Мамира? Может, именно так он и набрал себе силу? Сидя в шалаше, до хельта не доберешься.

И Херлиф! Я был уверен, что Простодушный не сказал и половины того, что знал. Мне он скажет намного больше. С его хитростью и моей силой мы сумеем придумать, как отомстить Скирикру.

И было у меня еще одно дело в Сторборге, может, не такое важное, но я не хотел откладывать его надолго.

Я бежал весь день, пока не добрался до небольшой речушки. На ее берегу я решил переночевать и отдохнуть, а назавтра уже дойти до самого Сторборга. Альрик меня не сразу хватится, а когда хватится, то в город не пойдет. Он не рискнет всеми ульверами ради одного.

Потому я спокойно переплыл на тот берег, затеял небольшой костерок, просушил вымокшую под дождем одежду и уснул. А наутро я проснулся от запаха жареной рыбы. Неужто Беззащитный догнал?

— Плохо-плохо. Убежать. Не сказать, — покачал головой Живодер. И протянул прут с насаженной на него рыбиной.

Я взял, сдернул кожу вместе с чешуей, втянул горячее нежное мясо и лишь потом спросил:

— Ты как здесь? Откуда?

— Бозуллин смотреть. Кай бежать. Бозуллин бежать тоже. Быстрый! — ткнул он в меня пальцем, будто обвиняя.

— Зачем?

Смешивая слова на бриттском и нордском, Живодер объяснил, что ему скучно, а со мной весело, и можно подраться. Еще после первого боя раны не залечил, а уже рвется новые отхватить. И вот что с ним делать? Убивать вроде бы не за что, прогонять — не уйдет, с собой брать — так зачем мне рунный бритт в Сторборге? Достаточно и моей приметной рожи, а тут еще шрамированный с пяток до шеи бритт на пятой руне.

Я попытался объяснить ему, что в Сторборге у меня враг, и что сам Живодер будет только мешать, но то ли моих знаний языка не хватило, то ли соображалки у бритта… Он лишь скалился и мотал головой.

— Тебя убьют. И меня заодно, — вздохнул я.

— Нет! Не убить! Домну любить Бозуллин! Бозуллин любить Домну, — радостно поведал Живодер.

— Совет вам да любовь.

Перво-наперво я хотел проведать Тулле. Кто знает, как сложится с Крысом? Может, придется удирать со всех ног? Потому мы с Живодером сделали большой крюк, обошли город стороной, едва не зацепив болото, даже чуток перестарались. Два дня мы обшаривали местные леса в поисках жреческого шалаша, но он будто сквозь землю провалился. Стены Сторборга — вот они. Деревни — тоже на месте. Рощицы, ставшие прозрачными после листопада, есть, а шалаша нет.

Неужто жрец настолько умел? Отвел глаза не только мне, но и моему спутнику?

Когда я едва не попался на глаза всадникам, с гиканьем промчавшихся мимо такой рощи, подумал, что не стоит гневить судьбу. Знать, жрец не просто так запретил приходить. И если я продолжу его искать, то на меня наткнется кто-то из конунговой дружины, а из-за ворожбы жреца еще и знакомый с моим обличием.

— Живодер! Бозуллин! — оглянулся я, решив уйти. Но полоумного бритта нигде не было видно.

Впрочем, он скоро появился, да еще и не один.

— Кай! Он говорить! Он знать!

Живодер с довольной ухмылкой волок за собой бритта, приставив к его горлу нож. Вот же… фоморов выродок! Но раз уж притащил, так не отпускать же его.

— Язык нордов знаешь?

Перепуганный мужчина часто заморгал глазами, боясь шевельнуть головой.

— Где жрец?

— Ка… какой жрец? Тут в Сторборге много жрецов, — едва открывая рот, сказал бритт.

— Мамиров жрец. В шалаше жил. К нему только норды ходят.

— Колдун? Черный колдун? Так ведь он это… ушел. И седьмицы не прошло, как ушел.

— Один?

— Не… не знаю, — бритт покосился на Живодера. — Сам-то я не видел. Знаю, что ушел, а куда, с кем не знаю.

— Знаешь Эйвинда Хорька?

Бритт и вовсе с лица спал, дернул было рукой, но Живодер скользнул ножом выше по горлу, и раб замер.

— Так знаешь?

— Слышал. Про него многие слышали.

— Где его земли?

— Этого не знаю. Он никогда своих рабов не продает, не отпускает, только покупает.

Я кивнул напарнику, мол, наговорился. И Живодер с той же ухмылкой вонзил нож бритту сзади в шею, перебив позвоночник, тот даже пискнуть не успел, затем прощупал ребра и вдавил нож в грудь.

— Ты чего делаешь?

— Плохой бритт. Нет польза. Солнце молить.

Живодер дернул у мертвеца ворот рубахи: на шее висел грубо вытесанный из дерева кружок на тесьме.

— Нет польза. Нет Домну. Солнце вот тут, — и потыкал в голову раба.

Затем он перешел на бриттский, и из его путаных объяснений, из которых понимал не больше половины, я вывел, что Домну любит Живодера, потому не позволит ему так просто помереть. А меня Домну не любит, но интересуется, потому если я буду веселить Бездну своими выходками, то буду жить, а как только стану скучным — помру. А мертвый бритт — не бритт вовсе, и была бы воля Живодера, он бы поубивал их всех, ибо люди, отказывающиеся от силы, хуже нордов.

Мы забросали тело ветками. Звери по запаху отыщут, а люди не сразу найдут, может, подумают, что раб ушел к диким бриттам или что его волки порвали. Много ли нужно безрунному?

А после Живодер предложил поискать еще людей. Вдруг отыщем того, кто знает про земли Крыса? И, понятно, каждого будем убивать. Мне эта мысль пришлась не по душе. Судя по словам раба, бритты мало что знают об Эйвинде и его землях, значит, нужно искать нордов. И, кроме того, как быстро до конунга дойдет весть о том, что возле Сторборга умирают люди? Пропажу нескольких рабов, может, и не заметят, а вот если вдруг норды начнут пропадать, тут Харальд может и дружину